Хм.
Обычно, если я и высовываю здесь какие-то свои критические переосмысления – то, как правило, по произведениям особого толка. С ними можно играться, смакуя философские наслоения или иронизировать, их не находя. Но в данный момент я вижу смысл рассказать о самой обычной истории. Грустной истории, получившей название Moon Child. Обычной, если не брать во внимание то, что ее главные герои – вампиры. Но, если задуматься, в этом тоже нет ничего необычного.
Все дело в том, что они ведут себя как люди. Импульсивно, нелогично, временами неожиданно нежно.
Но начнем с начала. Что же подвигло Камуи, весьма критично относящегося к выбору художественных фильмов и вообще любой визуальной и аудиальной информации, засесть за просмотр такого с виду незатейливого в сюжетном отношении кино. Актеры? О, да. Не буду слишком распространяться про свое отношение к прелестноликому любимцу всея Японии Камуи Гакту, ибо оно все сложноописуемо, да и Хайда мы любим еще с того динамичненького опенинга к «Алхимику». Быть непредвзятым в такой ситуации сложно, поскольку невозможно адекватно оценивать того, кто уже имеет у тебя сто пятьдесят процентов преимущества, но я все же попытаюсь затронуть и те моменты, о которых придется высказаться саркастично.
Много букв, много приятственных лиц, легкие спойлеры плюс немного своего творчества. Ведь Moon Сhild, как любая простая история, очень наивен. Как, в общем-то, любые фильмы, где кладут плохих дядек одним-ударом-левой-ноги-с-разворота. Не могу сказать, что сцены боя мне не понравились совсем – они изрядно разбавлялись неплохим юмором, да и Гакт с магнумами радовал, по крайней мере, эстетически, но все равно, нарочитая пафосность, слоу-мув уворачивание от пуль и драматическое размахивание плащом заставляли меня улыбаться, но, к сожалению, снисходительно.
Но какая к черту разница, какие там были замесы и по поводу чего. Ведь самое главное во всех простых историях – это чувства. Не рискну назвать их любовью, поскольку это слово имеет очень сильную коннотацию. Однако, взаимоотношения человека и вампира имеют массу интересных оттенков, особенно в свете того, что модель «хищник – жертва»может быть представлена действительно очень красиво. В сущности, она встречалась много где и в разных вариациях: палач – жертва, охотник – добыча, монстр и человек. Но ближе всего к изначальному конфликту сюжет милейшего аниме для детишек Stormy Night. Навели меня на такие ассоциации именно пищевые параллели: в центре этого аниме проблема дружбы между волком и ягненком, причем волк, питая к ягненку самые теплые дружеские чувства, все время впадает в состояние когнитивного диссонанса, когда инстинкты хищника и чувство голода берут верх над сознанием. Правда, в итоге все заканчивается миром-дружбой-жвачкой, никто никого не съел (Пока? Буагага!) и даже не понадкусывал.
Вот и отношения между человеком Шо и вампиром Кеем имеют этот очаровательный опасный подтекст. Теоретически, ложась спать рядом с вампиром, ты рискуешь не проснуться. Практически – он самое близкое тебе существо на земле. Дилемма? Да нет. Твой друг может питаться много кем, и вероятность того, что однажды он предпочтет убить именно тебя, в сущности, мала.
Как вампир видит эти отношения? Само собой, не без своих заморочек. Можно любить кого угодно, но рано или поздно они все умрут. Не самая веселая перспектива. Жизнь начинает приобретать темные, мрачные оттенки. Ведь можно делать все, что угодно: пить кровь, пытаться не пить ее, влюблять в себя немых девушек-художниц и закусывать на их глазах очередных полутрупом, сидеть в тюрьме, сбегать из тюрьмы – нет какой-то конечной точки, которая ознаменует конец твоего пути. Словно ты ешь, чтобы жить, и живешь, чтобы есть. Пожалуй, попадать в такой замкнутый круг весьма печально.
Тут мне, однако, бросилась в глаза еще одна логическая незакономерность. Можно сколько угодно рефлексировать на тему того, что отбирать жизнь людей ради продолжения своей собственной очень плохо, однако, зачем тогда избирать жизнь преступника-убийцы, складывающего других бандитов, мафиози и просто уличную шпану пачками? Кей надменно курит, равнодушно взирая на очередную гору трупов, или вальсирует с одним из них, улыбаясь самой холодной и отрешенной улыбкой из своего арсенала. И потом это существо начинает переживать по теме своей монструозной сущности? Не смешите меня.
Сама вечная проблема вампира «я не хочу убивать людей», гораздо, надо сказать, более правдоподобно преподнесенная в том же «Интервью с вампиром», слишком романтизирована по сути своей. Пока люди живы, они отбирают жизнь у тысячи других существ, они сами всегда под угрозой, потому что на их жизнь тоже могут посягнуть, и их возможности, к слову, никогда не были равными. Энергия, жизненная сила, которая перерабатывается в средства к существованию, всего лишь находит отражение в образе крови, а так сама суть будничной, обыденной жизни предполагает вампиризм – мы отдаем кому-то свою жизненную силу, мы же питаемся жизненной силой других. Но, возможно, я просто субъективен, потому что Лестат нравится мне куда больше, чем Луи.
Поэтому конец Moon Child'а для меня странен и нелогичен. Когда выползают на экран финальные титры, так и хочется воскликнуть: «Что же вы делаете, мать вашу? Теперь, когда все позади, почему вы, черт побери, не хотите бороться за жизнь?»… Но история слишком простая и грустная, как старая фотография, и жизнь просто тихо заканчивается.
Надо сказать, для меня выбор между толпой абстрактных людей и жизнью любимого человека всегда был однозначен. И да, мне всегда импонировали безумцы, которые могли послать мир ко всем чертям ради своего персонального счастья. Да, это эгоизм. Но решение, принятое тем же самым главгероем старенького и странненького аниме Kimera мне импонирует во сто крат сильнее. Суть там такая: вполне себе обычный японец влюбляется в нечеловеческое бесполое существо (вроде бы даже опять вампира), одно существование которого отчаянно грозит всему миру неотвратимым апокалипсисом. Юноша должен решить, что же выбрать, спасение человечества или свое мелкое, незначительное счастьице с любимым, которое предполагает последующую смерть всего живого, и он обрекает мир на смерть. Последний поцелуй на автозаправке где-нибудь в дремучей Мексике, где эти двое скрываются ото всех, невыразимо прекрасен, поскольку за ним стоят сотни жизней и все, что в мире есть красивого.
Поэтому, если бы я мог управлять судьбами Шо, Кея и остальных героев, я бы пожертвовал лирическим финалом в пользу их личного хеппи-энда. Но, помимо этого эпизода, я также вижу много других моментов по-своему. Предлагаю вам на суд три моих даже-не-знаю-как-назвать зарисовки, которые живо сложились у меня в те моменты, когда сценарий направлялся в какие-то иные, идущие вразрез с моими представлениями, завороты. Правда, при всей моей симпатии к некоторым героям, тут я все-таки жертвую иллюзией счастья ради красоты падения. В общем, вот вам напоследок еще разноплановые лунные детишки (если вспомнить, что небезынтересный товарищ Алистер Кроули называл ребенком Луны то, что появляется на свет вопреки обычным процессам деторождения – а иными словами информацию, творчество, то параллель становится еще символичней).
И вот ты снова жива. Я не знаю, радоваться мне или печалиться. Ты мать моего ребенка, в конце концов. К тому же нам было так весело вместе… тогда. Когда-то. Когда-то слишком давно.
Теперь ты с ним, с Кеем, с моим Кеем, а я все еще настолько слаб, что могу в любой день умереть от какой-нибудь царапины, куда попадет инфекция. От пули, предназначенной для кого-то другого. Люди так легко умирают, словно только и ждут возможности стать кормом для таких, как вы.
Знаешь, Ю Чи. Чего бы мне это не стоило, я обязательно уведу тебя с собой. Придумаю какую-нибудь причину. Если потребуется, уведу силой. Не обижайся, но это будет самый теплый и солнечный день этого лета… Другого такого ты больше не увидишь.
Самой большой ошибкой было просить Кея спасти тебя.
Я хотел, чтобы ты выжила для другого.
Какой вздор.
. . .
Вокруг тебя – каменный колодец, пронзенный смертоносными лучами солнца. Это почти как ящик фокусника, куда вставляют мечи. Мертвенно-бледный свет проникает сквозь прорехи в стене, а ты просто дрожишь всем телом и молишься о том, чтобы там все-таки оказалось двойное дно.
Твой друг, которого ты помнишь еще ребенком, лежит перед тобой неожиданно взрослый, неожиданно окровавленный и неожиданно прекрасный, а ты сходишь с ума от запаха его крови и режущего глаза света и просто не знаешь, что говорят в такие моменты. Все будет хорошо. Мне очень жаль. Зачем ты к нему полез? Почему ты не стрелял? Шо, не умирай! Все звучит так неимоверно пошло и шаблонно.
Ты должен подойти.
Белые смертоносные щупальца света все тянутся к твоему несчастному телу, прожигая твою кожу до вспенивающихся тканей, откуда сочится кровь и лимфа.
Ты должен обнять.
Ты говоришь какие-то слова, какие-то непонятные тебе самому слова, которые должны утешить Шо, но ты не можешь утешать, ты сам ужасно напуган. Ты просто дрожишь всем телом и молишься о том, чтобы у тебя нашелся путь к отступлению.
То, что сейчас важно – его жизнь.
Превозмогая слабость, ты тянешься ртом к его шее. Кажется, она еще трепещет, по ней все еще ходит кадык, его губы безвольно движутся.
Еще секунду назад. Это просто листва, проглядывающая откуда-то сверху, сквозь очередной провал, дрожит в легком дыхании ветра. Она отбрасывает тень.
Ты прикасаешься губами к его шее. Ты раскрываешь губы.
Поздно.
. . .
Выжженный солнцем воздух Маллепы дрожит в жаре раскаленного июньского дня. Мириады пьяных огней ползут по телу города. Никто не знает, куда деться от навязчивого зноя, поэтому остается только лениво потеть, изредка вздыхая с истомой и усталостью. Чертовски не хватает какого-нибудь пива или, на худой конец, холодной воды, можно даже негазированной. Черт, когда же настанет ночь?
Ночную духоту разрывают пульсации множества звуков: кого-то убивают, кого-то трахают, где-то надо всем этим грохочут выстрелы и играет музыка, как нарочно бездарная.
– Каждый вечер одно и то же. Этот город не изменится и в ближайшую сотню лет. Что я вообще забыл в этой дыре? – нечетко звучит где-то в приторной вязкости ночи.
– Как можно быть таким недовольным? – раздается в ответ. Голос скорее подростковый, чем женский. Но его обладательница очень мила.
– Без тебя я бы тут со скуки подох, Хана, – отзывается бархатный голос, и мужчина грабастает свою спутницу во влажно-расслабленные объятия.
Если сейчас он скажет ей, что она также красива, как ее мать, она ударит его по щеке и уйдет.
Если сейчас он скажет ей, что она также хорошо целуется, как ее отец, она спустит его с лестницы.
Кей был достаточно умен, чтобы промолчать.
Про футболку, кстати – не художественная выдумка. Пригляделся тут на досуге – и решил поюзать ^,...,~
[Лунные детишки]
Хм.
Обычно, если я и высовываю здесь какие-то свои критические переосмысления – то, как правило, по произведениям особого толка. С ними можно играться, смакуя философские наслоения или иронизировать, их не находя. Но в данный момент я вижу смысл рассказать о самой обычной истории. Грустной истории, получившей название Moon Child. Обычной, если не брать во внимание то, что ее главные герои – вампиры. Но, если задуматься, в этом тоже нет ничего необычного.
Все дело в том, что они ведут себя как люди. Импульсивно, нелогично, временами неожиданно нежно.
Но начнем с начала. Что же подвигло Камуи, весьма критично относящегося к выбору художественных фильмов и вообще любой визуальной и аудиальной информации, засесть за просмотр такого с виду незатейливого в сюжетном отношении кино. Актеры? О, да. Не буду слишком распространяться про свое отношение к прелестноликому любимцу всея Японии Камуи Гакту, ибо оно все сложноописуемо, да и Хайда мы любим еще с того динамичненького опенинга к «Алхимику». Быть непредвзятым в такой ситуации сложно, поскольку невозможно адекватно оценивать того, кто уже имеет у тебя сто пятьдесят процентов преимущества, но я все же попытаюсь затронуть и те моменты, о которых придется высказаться саркастично.
Много букв, много приятственных лиц, легкие спойлеры плюс немного своего творчества.
Обычно, если я и высовываю здесь какие-то свои критические переосмысления – то, как правило, по произведениям особого толка. С ними можно играться, смакуя философские наслоения или иронизировать, их не находя. Но в данный момент я вижу смысл рассказать о самой обычной истории. Грустной истории, получившей название Moon Child. Обычной, если не брать во внимание то, что ее главные герои – вампиры. Но, если задуматься, в этом тоже нет ничего необычного.
Все дело в том, что они ведут себя как люди. Импульсивно, нелогично, временами неожиданно нежно.
Но начнем с начала. Что же подвигло Камуи, весьма критично относящегося к выбору художественных фильмов и вообще любой визуальной и аудиальной информации, засесть за просмотр такого с виду незатейливого в сюжетном отношении кино. Актеры? О, да. Не буду слишком распространяться про свое отношение к прелестноликому любимцу всея Японии Камуи Гакту, ибо оно все сложноописуемо, да и Хайда мы любим еще с того динамичненького опенинга к «Алхимику». Быть непредвзятым в такой ситуации сложно, поскольку невозможно адекватно оценивать того, кто уже имеет у тебя сто пятьдесят процентов преимущества, но я все же попытаюсь затронуть и те моменты, о которых придется высказаться саркастично.
Много букв, много приятственных лиц, легкие спойлеры плюс немного своего творчества.